„Правительство СССР, — говорилось в обращении, — знает последовательность событий, которые предшествовали объявлению, сделанному президентом 15 июля (о поездке в Китай). Правительство США неоднократно указывало на приоритеты своей внешней политики. Президент хочет снова подтвердить содержание и дух высказываний о советско-американских отношениях, которые д-р Киссинджер сделал послу Добрынину в Кэмп-Дэвиде 8 июня и вновь 30 июня. Правительство США хотело бы продолжить и даже ускорить процесс, который был предметом обсуждения в ходе этих бесед. Заявление (сделанное президентом в связи с поездкой в Китай) не направлено против какой-либо страны. Любой поворот вспять последних позитивных тенденций имел бы, конечно, серьезные результаты для обеих стран. Президент очень надеется, что Правительство СССР изберет путь проведения совместно с США политики поощрения и ускорения позитивного развития событий в их отношениях, проявившейся в последние месяцы".
Затем Киссинджер сказал, что президент хотел бы высказать дополнительно некоторые личные комментарии мне, как послу.
„Весьма важно, — подчеркивалось в комментариях президента, — чтобы Ваше правительство не интерпретировало бы неправильно значение этого события и чтобы обе наши страны продолжали совместно работать над всеми вопросами, которые мы обсуждали и обсуждаем в последнее время.
Вы, г-н посол, знаете лучше, чем кто-либо другой, об усилиях, которые мы предпринимали в течение последних двух лет, чтобы добиться прогресса, в частности, сделать приоритетным вопрос о встрече лидеров обеих стран.
Недавнее решение Ваших руководителей отложить нашу встречу побудило меня решить вопрос о встрече с китайцами. Эта договоренность (о встрече с китайцами) ничего не меняет в советско-американских отношениях. Перед нами сейчас два возможных пути. Мы можем продвигаться достаточно быстро вперед по различным вопросам, которые обсуждаются между нами. Настоящим мы подтверждаем такую нашу готовность. Другой путь — путь мучительной переоценки наших отношений. Мы готовы следовать любым путем. Но мы предпочли бы следовать проводимому сейчас курсу".
Чувствовалось, что Никсон в душе все же побаивался резкой советской реакции и старался заранее ее максимально самортизировать. В этом же направлении действовал и Киссинджер.
Вернувшись из Сан-Клементе, Киссинджер пригласил меня 19 июля на обед с ним вдвоем в Белом доме. Он явно хотел оправдать американо-китайскую договоренность относительно визита Никсона в Пекин, хотя я умышленно сам не поднимал этот вопрос.
Смысл его высказываний вновь сводился к тому, что эта договоренность не направлена против интересов СССР. При этом он делал упор на то, что Никсон уже давно и несколько раз поднимал вопрос о встрече с советскими руководителями, но они до сих пор тянут с конкретным ответом (против этого мне было трудно что-либо возразить).
Киссинджер рассказал о некоторых деталях своей поездки в Пекин. По его словам, Чжоу Эньлай сам пригласил Никсона приехать в Китай для встреч с Мао Цзэдуном и другими китайскими руководителями, но просил, чтобы публичное сообщение выглядело бы как обращение Никсона с предложением приехать в Пекин. Иначе у китайского руководства будет „много трудностей".
О Советском Союзе, по утверждениям Киссинджера, в его беседах в Пекине мало говорилось.
Он коснулся обсуждения в Пекине проблемы Вьетнама. Надо сказать, что уже в течение длительного времени Белый дом не затрагивал вопроса о Вьетнаме при обмене мнениями с нами по конфиденциальному каналу (последний подробный разговор был в январе 1971 года). Он сообщил об этом обсуждении, сказав, что оставляет „на усмотрение Советского правительства" наиболее целесообразное использование этой информации в части вьетнамских дел при наших контактах с правительством ДРВ.
В заключение Киссинджер сделал „широкий жест", сказав, что если в связи с его поездкой в Китай в Москве появятся вопросы, то он получил инструкцию от президента „откровенно ответить на них". Вопросов из Москвы, однако, не последовало.
27 июля Никсон сделал еще один доброжелательный жест в сторону Москвы. Он предложил (через Киссинджера) заключить отдельное соглашение „об уменьшении опасности непреднамеренного, случайного возникновения ядерной войны". Дело в том, что этот вопрос подробно, но бесплодно (из-за негативной позиции американской стороны) обсуждался в контексте переговоров по ограничению стратегических вооружений с 1969 го по 1971 год. Теперь же Никсон предлагал выделить его в отдельную договоренность.
На своей пресс-конференции (4 августа) Никсон старался представить более сбалансированно отношения США не только с Китаем, но и с СССР, как бы подчеркивая, что он ведет политику „одинакового подхода" в отношении обеих стран. Отвечая критикам, которые осуждали Никсона за то, что поездкой в Пекин он сделал предпочтение Китаю, президент утверждал, что он „просто распространяет" сейчас на Китай ту же политику перехода „от эры конфронтации без общения к эре переговоров с дискуссией", которая проводится в отношении СССР.
В тот же день посол Индии Джа доверительно рассказал мне, что во время пребывания в Индии (на пути в Пекин, но об этом визите помощник президента ничего в Дели не говорил) Киссинджер заявил индийскому руководству о заинтересованности США в сохранении „необходимого баланса сил" в Азии, и что если Пекин когда-либо пойдет на вооруженный конфликт с Индией, то Дели может рассчитывать тогда на всестороннюю помощь со стороны США.
Для правительства Индии это заявление было довольно неожиданным, поскольку само оно не поднимало такой вопрос, хотя и догадывалось, что США хотят заранее нейтрализовать неблагоприятную реакцию Дели „на какой-то американский шаг". За час до телевизионного выступления Никсона — в связи с его предстоящей поездкой в Пекин — послу Джа позвонил госсекретарь Роджерс и заверил, что этот визит не направлен против Индии и что США по-прежнему готовы оказать Индии соответствующую поддержку, если бы Китай развязал вооруженный конфликт с ней.
По словам посла, его правительство подозрительно относится к подобным маневрам администрации Никсона. Он добавил, что в Дели встревожены усиливающимися в Вашингтоне пропакистанскими настроениями и поставками в Пакистан американского оружия. Никсон, таким образом, платит Пакистану за услуги, оказанные в осуществлении негласных контактов Белого дома с Китаем и поездки Киссинджера в Пекин.
Никсон впервые пишет лично Брежневу
Киссинджер в беседе со мной (5 августа) затронул довольно необычный вопрос. Президент хотел бы впервые обратиться с личным письмом к Брежневу. Тем самым он намерен установить „более персональный контакт, исходя из убеждения и надежды, что это может сыграть свою немалую положительную роль в дальнейших контактах с советским руководством".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
